Встреча с прошлым
27.06.2008

Опасная профессия

В. БелоусовБелоусов — астраханский житель, любит здешнюю землю, обычаи и климат, он даже местную жару любит, привык к ней, как привык к Волге и к степям… Половину народа в области знает по имени — отчеству, ну, а как имя — отчество его — знает, наверное, вся область. Кстати, это здорово помогает ему в работе. Особенно в работе нынешней. Но об этом позже.

В детстве Вячеслав Белоусов мечтал стать историком — в школе просто грезил этим. На астраханской земле имеется полно неразрытых, нераскрытых курганов, недалеко от Астрахани вообще находится го­род Сарай-Бату — столица печально знаменитой Золотой Орды. Там, например, ханские монеты вода каждую весну вымывает из-под земли — лежат на поверхности, пригоршнями можно собирать. В степи иногда встречаются древние железки… Интересно! Белоусов поехал в Саратов, в университет, по­ступать на исторический факультет.

Вместе с ним в Саратов отправился и закадычный школьный дружок Валера Козловский. Прибыли они в университет, а там их будто бы линейкой по макушке огрели — прием документов только что закончился. Университет был переполнен заявлениями абитуриентов, и как Белоусов с приятелем ни упрашивали взять у них бумаги — бумаги у них не взяли. Потом они набрели на здание юридического института. Около главного входа в институт толпился народ.

— Давай зайдем! — предложил Белоусов приятелю. — Вдруг понравится, и мы сдадим документы сюда?

Институт им понравился — он был знаменит, между прочим, на всю страну, таких вузов было три, в Москве, в Свердловске и в Саратове, — и что важно — докумен­ты тут еще принимали.

Дружок его в институт не поступил, срезался, а Белоусов поступил, и поскольку привык тянуть свою лямку по-настоящему, вгрызся в науки, в юриспруденцию, во всё, что ей сопутствовало, — и институт закончил успешно.

Был направлен работать на край земли, в Володаровку, прокаленный солнцем районный поселок.

Первое свое дело Белоусов расследовал блестяще. Хотя казалось, это будет верный «висяк»: около сетей на пустынной реке нашли двух убитых рыбаков — плавали в воде. Кто убил, зачем, как, при каких обстоятельствах — загадка. Тысяча вопросов и ни одного ответа.

Все думали, молодой следователь благополучно запорет это дело и оно ляжет на полку, и невероятно удивились, когда он очень скоро вышел на родственника главного врача районной больницы — родственничек этот преспокойно отдыхал в местной психиатрической клинике и был совершенно уверен, что его здесь никто никогда не отыщет.

Отыскали. Белоусов отыскал. Рыбаков этот неврастеник убил по пьяной лавочке, в горячке, а главврач по-родственному засунул его в психбольницу.

Три дня Белоусова, пока он расследовал это дело, не было дома. Через три дня он появился, обросший, грязный, а ему сообщают:

— Вашу жену увезли в Астрахань, в роддом.

Белоусов не удержался, ахнул — в работе, в суматошных буднях он совершенно забыл о том, что жена его Валя находится на сносях.

Кстати, жениться Белоусова заставила… прокуратура. Когда он пришел представиться прокурору области, тот, едва глянув на него, спросил:

— Женат?

— Нет.

— Даю тебе месяц срока, чтобы женился. Больше времени дать не могу. Неженатым у нас работать не положено.

В одном дворе с Белоусовым жила очень симпатичная девочка, Валя Чурилова, дочь капитана теплохода. Белоусов с ней уже встречался несколько раз… Поэтому, недолго думая, он предложил Вале руку и сердце. Единственное, чего боялся, — а вдруг она откажет? Ведь они все-таки не так давно и знакомы. Валя не отказала, и они отправились в загс. Расписаться тогда было проще, чем сейчас, — очень скоро в паспортах стоял штамп о браке. Белоусова бросили работать в район. Валя, оставив все в Астрахани, устремилась следом.

Белоусов стал дозваниваться из Володаровки до Астрахани — бесполезно, связь была оборвана. Так, за телефонным аппаратом, он и заснул. Проснулся от звонка. На проводе была Астрахань — связь наладили.

— Поздравляем вас с сыном, — сообщили Белоусову. Сна как не бывало. Ни в одном глазу. Он уж знал, как назовет своего сына. Владькой.

Ныне Владька уже вырос, стал, как и отец, юристом, занимает приличную должность и, выполняя наказ отца о продолжении рода Белоусовых, имеет уже двоих сыновей. Для Белоусова внуки — желанные создания. А Валя, Валентина Николаевна, жена, недавно умерла…

Сегодня, когда Белоусов вглядывается в свое прошлое, он понимает, что и сам он, и многие его ровесники были романтиками, мечтали изменить принципы, главенствовавшие в тогдашней юриспруденции, в частности принцип обвинительного уклона: если на кого-то возбуждено уголовное дело, то человек этот должен быть осужден. Принцип же «презумпции невиновности» просто-напросто замалчивали, как вредный, и жизненность его еще надо было доказывать. Доказывать не только начальству, но и тем славным старикам, бывшим фронтовикам, которых они любили.
Через четыре года его вызвали на самый верх, к Л. Бородину, великолепному хозяйственнику, возглавлявшему тогда область…

Из кабинета Бородина Белоусов вышел прокурором Наримановского района, самого большого в области, опоясывавшего Астрахань кольцом, и очень трудного: в этом районе выплывали все трупы. Их вывозили туда, как у нас сейчас вывозят в подмосковные леса всех жмуриков, погибших в бандитских разборках. Началась новая работа, на новом месте. Но и там удачливый Белоусов пробыл недолго — всего два года, после чего был назначен на должность первого заместителя прокурора области.
Он был самым молодым первым замом прокурора в Союзе среди прокурорских работников такого ранга — это ведь была, что называется, генеральская должность.
Вот тогда-то мы с Белоусовым и познакомились. Наша газета обязана Вячеславу Павловичу многими интересными материалами, как и тогдашнему прокурору области Виктору Орехову — у прокуратуры от нас не было секретов, — но через некоторое время жизнь Белоусова сделала очередной поворот.

Ему предложили занять место председателя арбитражного суда области. Дело это было довольно новое, необмятое, раньше специализированных арбитражных судов не было, да и число спорных хозяйственных дел в области не превышало двух десятков. Крупная собственность, существовавшая в ту пору в стране, имела одного собственника — государство.

Когда же Белоусову предложили возглавить областной арбитраж, счет разбираемых дел составлял несколько сот, к той поре, когда он стал председателем суда, их количество зашкалило уже за две тысячи. Сейчас обла­стной арбитраж разбирает около семи тысяч дел в год.

И профессия эта, арбитражного судьи, как оказалось — очень опасная. Такая же опасная, как и профессия, скажем, милицейского оперативника, которому приходит­ся идти на вооруженных бандитов, на стволы и ножи.

Впрочем, запугать прокурорского работника, который видел все — и убийц, и убитых, — штука непростая, Белоусову важно было не это, важно другое — насколько интересна будет новая служба.

В арбитражном суде даже отношения между сотрудниками были иными, чем в прокуратуре. В прокуратуре можно было вызвать к себе сотрудника, приказать ему сделать то-то и то-то, а в суде не моги, в суде обращение другое: «Ваша честь!» Какое решение примет судья на процессе в суде — это вопрос совести. И чести. Недаром к нему так обращаются — «Ваша честь!» Слова эти — высокие.

Пять лет назад в области было четырнадцать судей, сейчас — двадцать четыре, объем работы растет, дела становятся все крупнее, а раз крупнее, то, значит, и опаснее.
Первым заместителем у Белоусова была Любовь Евгеньевна Черемных, профессионал высокого класса, руководитель жесткий и требовательный, до прихода Белоусова она целый год исполняла обязанности председателя арбитражного суда области, а потом с облегчением сдала дела новому шефу.

Машина тогда в суде была только одна — у председателя, и Белоусов заезжал за Черемных утром домой, вечером также отвозил ее домой на машине. Сама Черемных вела несколько дел, очень сложных, на работе иногда появлялась с красными глазами и жестким лицом — не высыпалась. Белоусов находился «при исполнении» уже полгода, вгрызся с головой во многие дела — особенно крупные, а те, которые попахивали криминалом, вообще взял под свой контроль.

На дворе тогда стоял июль — самый жаркий астраханский месяц, солнце сжигало все, что попадало под его лучи, асфальт плыл, будто вода. Дышать можно было только утром.

В 8.15 утра Белоусов подъехал на машине к дому Черемных. Водитель Женя Володин выключил мотор, глянул на дверь подъезда, из которой должна была выйти «замша», произнес недовольно:

— Что-то наша Любовь Евгеньевна задерживается.

— Сейчас будет. Вообще-то она женщина точная, всегда вовремя выходит… Пять минут уже прошло, а ее все нет и нет.

— Давай еще пять минут подождем. Прошло еще пять минут, и обеспокоенный

Белоусов попросил водителя:

— Женя, поднимитесь наверх, спросите, скоро ли Любовь Евгеньевна. Вдруг она заболела?

Черемных жила на четвертом этаже. Водитель торопливо взбежал на четвертый этаж — понимал, что надо торопиться, их ждали на работе, оттуда крикнул что-то бессвязное и лавиной полетел вниз. Загорелое лицо его было белым, как мелованная бумага, губы тряслись так сильно, что он едва выговаривал слова:

— Вячеслав Павлович, она лежит в подъезде. И кровь кругом.

Белоусов кинулся в подъезд, там, перемахивая сразу через две ступеньки, взлетел на четвертый этаж.

Любовь Евгеньевна Черемных лежала у двери собственной квартиры. Как обычно, она вышла из нее примерно в 8.10 утра, cтала  закрывать ее на ключ, не успела сделать и двух шагов, когда из-за колонны на лестничной площадке (всего на площадку выходили двери четырех квартир, две с одной стороны и две с другой) выступил человек. Это был киллер. Он стрелял буквально в упор, стрелял трусливо, в затылок… В падении Черемных перевернулась на спину и так, спиной, грохнулась на пол лестничной клетки. Киллер подошел к ней, сделал еще один выстрел, контрольный, в голову.

Когда потом опрашивали соседей — кто же из них слышал выстрелы? — оказалось, что никто. Лишь кое-кто засек негромкие хлопки, но не придал им никакого значения — хлопки совершенно не были похожи на выстрелы. Но это были выстрелы.
Над квартирой, где жила Любовь Евгеньевна, была пустующая квартира, следствие потом установило, что из нее киллер наблюдал за своей жертвой. Точно изучил распорядок дня, время отъезда на работу и приезда домой, всюду оставил после себя сигаретный пепел… Точно такая же горка пепла была оставлена и за колонной, где киллер коротал время, ожидая появления жертвы.

Убийство первого зама председателя арбитражного суда потрясло всю Астрахань — не было, наверное, дома, квартиры, где бы не говорили о нем.

Убийство не раскрыли. И заказчики, и исполнители были неместными — скорее всего, московскими — у москвичей в Астрахани завелось немало имущественных интересов. Все планы по перехвату, все милицейские операции оказались бесполезными.

Именно в тот момент Белоусов, пожалуй, впервые особенно остро осознал, насколько опасна профессия арбитражного судьи. Судя по всему, Черемных, расследуя спорное хозяйственное дело, докопалась до чего-то очень важного, нашла какие-то убойные документы, и, чтобы они не всплыли на суде, ее убрали.

Это был второй случай в России, когда убили арбитражного судью. Первый случай произошел в Питере: там судья положил дело к себе в портфель и поехал домой на метро — хотел в спокойной обстановке изучить его. До дома ему доехать не дали — по дороге убили, дело выкрали. Убийство Черемных было вторым «арбитражным» убийством.

У Черемных остались мать и отец — пенсионеры. Квартира, которую занимала семья, принадлежала Астраханскому арбитражному суду, по закону семья долж­на была освободить ее, но Белоусов настоял, чтобы квартира была отдана родителям, лишившимся кормилицы.

Белоусов никогда не изменял своему долгу и не изменит, так что высокое обращение «Ваша честь!» имеет отношение не только к его нынешнему настоящему, но и к прошлому.

И само собою разумеется — имеет отношение к будущему.

Валерий Поволяев
Семья, №1, 2003 г.

Комментарии закрыты.